БРАТЬЯ КАЙТУКОВЫ

Звонок тренькнул негромко, с переливом, и дверь тут же распахнулась.

Сухощавый голубоглазый мужчина в спортивном костюме, улыбнувшись,

широким жестом пригласил: «Прошу!» И такая улыбка сверкнула молодая,

что легко представилось, каким мальчишкой был этот пожилой человек.

...Москва, 1931 г. Январь, трескучий, злой щеголь

в сверкающем

алмазном покрове. По большой Дмитриевке бежит заиндевевший трамвай.

Рисунки на его окнах причудливы как Берендеев сказочный лес. А это

что? В отвоеванный дыханием иллюминатор величиной с гривенник

воззрился блестящий от восторга синий глаз. Насчет выражения взгляда

двух мнений быть не может: «Чудо Москва, чудо!» Вот взор скользнул по

вывеске: «МКВКП(б), МК ВЛКСМ». Что такое ВКП(б), ВЛКСМ» — ясно,

а МК? Ладно, сейчас разберемся. И на полном ходу трамвая, прямо к ногам

опешившего от неожиданности постового выпрыгивает мальчишечья фигура

в лохматой шапке из бараньей шкуры, телогрейке и чувяках. Нос алый, щеки

от холода побелели, зато синие глаза брызжут удалью. «Платите, товарищ,

штраф,— вежливо козырнул постовой.

«Товарищ милиционер, не знал я, что так нельзя, у нас на Кавказе за то, что

прыгают с коня на скаку, только хвалят!» «Платите, товарищ, штраф, а если

не заплатите — попрошу за мной в отделение».

Взяли-таки три рубля штрафа. Эх, если бы знали, чего стоила каждая

копеечка из этих трех рублей!

...В дальней дали от Москвы высоко вторах жила вдова шахтера Николая

Кайтукова Елмисхан. При бельгийцах еще начал работать ее муж, кайлил, не

разгибая спины,— одиннадцать детей, да сам с женой, итого тринадцать душ.

Умер рано, не успев ни детей на ноги поставить, ни по-человечески пожить.

Хлебнула горя Елмисхан, озеро бы переполнили вдовьи слезы.

Пятерых детей унесла нищета. И наступил день, когда поняла — все силы

иссякли, на чудо надеяться нечего, выкосят нищета и голод весь ее род под

корень. Засобирались в Карман-Синдзикау, где жили родственники мужа.

Кто испытал, знает, как улетать из родного гнезда, где к земле каждой

ниточкой сердца привязан. Они уходили из Хода так: слепая от слез

Елмисхан, сыновья каждый с маленьким узелком в руке, а за ними три тощие

овечки, сельчане им живность эту подарили. И вошли так в Карман –

Синдзикау, и уважаемый старейшина Савлох Караев, много повидавший на

своем веку, но прикрывший ладонью глаза при взгляде на лицо Елмисхан,

сказал так: «Люди, не обидим сирот, давайте выделим им землю».

Так и начали новую жизнь — мать, шесть мальчишек мал-мала меньше,

старшему из которых, Габо, в ту пору было всего 13 лет, три худые овечки,

небольшая делянка да добрые люди вокруг. Из хвороста сделали то ли дом,

то ли шалаш, обмазали, утеплили — крыша над головой появилась. И

повернулась, наконец, судьба лицом к горемыкам, да так повернулась, что

по селу легенда пошла: какая-то могущественная сила Елмисхан помогает.

За что ни возьмется она с сыновьями, все спорится, все ладится. Кукуруза у

них на участке самая чистая, пшеница — самая сильная. Смолотили ее,

привезли домой, мешки до потолка комнату заполнили. Что за сила вдове

помогает? Смеется Елмисхан: вот ока силушка моя бесценная, шестеро

сыновей, проворные, ловкие, в работе огонь, никогда не унывают. И начал

приходить в этот дом достаток. Купили двух лошадей, корову. В 1929 г.

саманный дом на месте старого начали строить. Но прежде подвела

Елмисхан сыновей к месту, где их первый убогий, но дорогой сердцу домик

хворостяной стоял, и сказала: «Никогда не забудьте три овцы, клочок земли

и этот хазар. Это люди нас спасли, и вы, сыновья мои, по-доброму, щедро

живите». И братья Кайтуковы долг людям вернули сполна.

Габо Кайтуков, 1906 года рождения. Коммунист. Окончил партийные

школы в Грозном и Орджоникидзе. Всю свою жизнь проработал в

партийных,

советских,

хозяйственных

органах.

На

фронте

был

политработником. Дважды ранен. Имел правительственные награды. Умер

в 1973 г. Не только фамилия Кайтуковых, но и все, кто знал, горячо

любили и уважали его за щедрость души, честность.

Гаспо Кайтуков, 1908 года рождения. Коммунист. В 15 лет ушел

работать в Садонские шахты коногоном, потом забойщиком. Фронтовик.

Инвалид Великой Отечественной войны. Работает лесником в родном

селении Карман-Синдзикау.

Андрей

Кайтуков,

1911

года

рождения.

Коммунист.

Был

главным

инженером Молибденстроя. Свои военные годы провел в партизанском

отряде под командованием Героя Советского Союза Прокопюка. О

боевых действиях Андрея и его товарищей рассказывают страницы книг М.

Пителя «Борьба за Бескиди», дважды; Героя Советского Союза О. Ф.

Федорова «Последняя зима» и др.

Погиб в Попрадском районе Словакии, под Великими Татрами во время

прорыва партизанского отряда из окружения. Могилу его через много лет

нашла в словацком селе Лендаг дочь Габо Тамара. Ни жены, ни сына не

оставил после себя, только надпись на обелиске в чужедальней стороне:

«Партизан Андрей Кайтуков, погиб в боях с немецко-фашистскими

захватчиками». Да святится имя твое, сын Осетии, отдавший жизнь за

счастье словацкого народа.

Борис Кайтуков, 1913 года рождения. Коммунист. Фронтовик. Военный

комиссар

артдивизиона.

Трижды

тяжело

ранен.

Инвалид

Великой

Отечественной войны. Живет в Орджоникидзе.

Николай Кайтуков, 1914 года рождения. Инвалид с детства. Работал в

Дигорском РК ВЛКСМ, директором школы. В настоящее время находится

на заслуженном отдыхе, занимается литературным творчеством.

Гадаци Кайтуков, самый младший, которого не брали на фроит

у

а он все

же сбежал. И погиб смелый танкист при обороне Севастополя.

Сыновья все выполнили материнский завет, но ни они сами, ни Елмисхан

в те годы, когда стояли дружной стайкой перед своим старым хворостяным

домиком, и предположить не могли, какой ценой заплатят за все.

21 января 1924 года черная весть потрясла седые горы: умер Ленин. И в

этот день вступил в пионерскую организацию одиннадцатилетний Борис

Кайтуков. Учился он тогда в первом классе в доме учителя Сараби Колиева,

Ночью в «школе» держали скот, утром его выгоняли, заносили столы, за

которые

садились

учиться

сельские

ребятишки.

Носы

не

воротили,

трудностей не замечали, разве это трудности, когда в школе все так

интересно. Первым окончил школу и поступил учиться на горного инженера

Андрей. Потом отправился учиться в сельскохозяйственный техникум в

Алагир

Борис.

На

втором

курсе

понял:

в

инженерное

дело,

к

промышленности

тянет,

как

Андрея.

Приехал

домой,

извинительно

посмотрел веселыми глазами на мать: «Мама, хочу в Москву поехать

учиться. Елмисхан за голову схватилась, старшие братья грозно брови

сдвинули: это что еще удумал! А он одно твердит: «Хочу в Москву учиться,

дайте денег на дорогу». Что тут поделаешь, продала мать кур, дала 20

рублей, братья, родственники помогли, так 270 рублей и наскребли. Собрала

Елмисхан котомку сыну, положила продукты на дорогу и, удерживая слезы,

сказала: «На счастье тебе, сынок. Учись!» И покатили в Москву за счастьем

два Бориса — Кайтуков и друг его Сохиев, в одном вагоне с сестрой

Харитона Бекоева, который в столице жил. У него по приезду и

остановились. Ни свет ни заря Борис Кайтуков вскочил, жене Харитона

говорит: Поеду, Москву посмотрю». Та руками всплеснула: «Один никуда не

пойдешь, заблудишься». «Не заблужусь, маленький, что ли. И, похоже,

заблудился бы, не встреться ему в пути таинственные буквы «МК» и строгий

постовой.

Отдал Боря три рубля штрафа и упрямо двинулся в сторону МК. А у его

дверей стоит охрана. «Вы к кому, товарищ?» «Кого найду, к тому и иду».

Пропустили, поднялся наверх, видит, табличка... «Заведующий отделом

юных пионеров». О, это знакомо, уж чем, а пионерским делом в школе

позанимался. Вошел, поздоровался, показал молодому человеку по фамилии

Андреев комсомольский билет. Тот посмотрел и вдруг говорит: «А ты

Кайтукова Егора знаешь?» «Как же не знать, был у нас в Урсдоне такой,

только по-нашему его Евором зовут». «А теперь он у нас, заведует отделом

вузовской молодежи. «Ну, тут уж Боря совсем воспрял духом: и что такое

МК — Московский комитет — узнал, и земляка-однофамильца встретил.

«Боря, куда хочешь пойти учиться? Есть у нас рыбный рабфак, есть

пушной». «Нет, я только по промышленности, как брат Андрей». «Лады. Но

сейчас январь, учеба давно началась, а у нас ЦК ВЛКСМ запрашивает

одного старшего вожатого в школу. Пойдешь?» «Пойду!». Вот тебе путевка,

садись на 6 трамвай — и до Чистых прудов». Выскочил Борис на улицу «Ну,

удача, ну, везение»! А мороз его сразу хвать за нос. Не стал дожидаться

трамвая, спросил, в какой стороне Чистые пруды, и рванул, только пятки

засверкали.

В ЦК ВЛКСМ выяснилось: направляют его в школу особую, при ЦК

ВКП(б),

где

учатся

дети

членов

правительства

и

иностранных

политзаключенных. Вот тут уже и улыбаться с перепугу перестал. «Не

справлюсь!»

«Вы комсомолец?» «Да». «Справитесь! Так, сядете у красных ворот на

20-й трамвай, и до Сокольников. Там легко найти». Сел в трамвай, уже и в

окошко не смотрит, одно в голове гудит: «Что же я там делать буду, ведь

даже с акцентом, да еще каким, говорю». Долго ехал, мучаясь мыслями,

потом очнулся, спросил у рядом сидящего старичка, где Сокольники. «А

это, мил человек, совсем в другую сторону ехать надо. А вам что там?»

«Школу при ЦК». Старичок с любопытством глянул, молодой такой

парнишка, видно, что не москвич, но не робеет, взгляд смелый. Акцент

кавказский, а глаза синющие, славянские. «Кто такой?» Угадал бы Боря его

мысли, ответил — аланские глаза, и смелость — оттуда же.

Добрался-таки до школы, и сразу на глаза молодому директору Никите

Васильевичу

Синельщикову

попался.

Тот

обрадовался:

«Наконец-то

вожатого прислали. Надевайте белый халат, у нас так ходят, и пойдем

знакомиться со школой, дорогой Борис Николаевич».

Ребята хорошо Борю приняли, молоденький, свой. Зашли в столовую,

дежурный сверток протягивает: «Ваш паек». «Не надо, что вы!» «Берите,

так положено. «Директор рассмеялся, увидев растерянное лицо нового

вожатого: «Берите, берите, а завтра, Борис Николаевич, для вас подготовят

квартиру.

Вышел Боря из школы в белом халате поверх телогрейки, галоши сверкают,

под мышкой сухпай. Народ в трамвае расступился, кто прыснул со смеху,

кто у виска пальцем покрутил. Знают, разве что у сына вдовы Елмисхан

Кайтуковой, приехавшего из маленького селения Северной Осетии, в

течение одного дня произошли такие перемены, будто к нему целый день

фея волшебной палочкой прикасалась.

Когда доехал до Цеатральной площади, увидел на Большом театре

прекрасную скульптуру группы коней. Не выдержал, выскочил посмотреть

поближе. На коней взглянул, потом на себя, и за голову схватился: надо же,

по всей Москве в белом халате, как с ума сошел.

Доехал, наконец, до дома Харитона, а там хозяйка в слезах: мальчик

пропал. Как рассказал он свою эпопею, все со смеху упали. Боря Сохиев с

завистью сказал: «Надо было и мне поехать».

Но так и не пересилил парень свою радость перед столицей, вернулся

домой. А Борис Кайтуков пробыл на своем первом рабочем месте с 1931 по

1935 г. Так работал, что ежегодно получал премию ЦК ВЛКСМ.

Неоднократно встречался с Надеждой Константиновной Крупской, которая

шефствовала над его школой.

Потом поступил в институт советского права на международный

факультет. И тут Центральный Комитет партии бросил клич: 1000

комсомольцев — на работу в национальных окраинах! Так Борис по зову

партии вернулся в родную Осетию. До 1937 года работал в Садоне, затем

ушел в армию, попав на учебу в бронетанковое училище в белорусском

городе Борисове.

Все, черта под временем, когда счастье безудержно несло на своем крыле

удачливого, смелого и умного горца, шахтерского сына, подведена. Фашизм

уже расползся но Европе страшной чумой. Белоруссия, где служил Борис

Кайтуков, первой лежала на стратегической карте Гитлера, в планах похода

на Советский Союз. Но еще мир, еще не горят белорусские хаты, еще пекут

хозяйки Хатыни чудесный домашний хлеб в тех самых печах, что потом за-

ставят землю поседеть от печали. И все-таки беда уже у самого дома. Пала

Польша. На Западную Украину и Западную Белоруссию, отторгнутые от

Советской Родины панской Польшей в 1920 году, наползала угроза

фашистского порабощения. 17 сентября 1939 года Советское правительство

отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии выступить

на защиту наших братьев. Среди тех, кто шел на помощь, был и работник

политотдела стрелкового корпуса Борис Кайтуков.

В ноябре 1939 года Западная Украина и Западная Белоруссия навсегда

стали советскими. Тем временем фашистская Германия безудержно

стремилась

укрепить

свое

влияние

в

Прибалтике,

и

Советское

правительство, обеспокоенное этим, предлагает правительствам Литвы,

Латвии и Эстонии заключить договоры о взаимопомощи. Они были

подписаны в конце сентября — начале октября 1939 года. Согласно им на

территории Прибалтики разместились гарнизоны Красной Армии. В одном

из них в беспокойное и тревожное то время

СЛУЖИЛ

командир танковой

роты Борис Кайтуков. Он демобилизовался в январе 1941 г. и приехал в

Осетию чуть передохнуть, а затем —знал, видел в тех местах, где служил и,

считай воевал, чувствовал: война войдет в наш дом, скоро войдет, а затем,

когда нагрянула, ушел выполнять свой долг перед Родиной.

Он попал, что и для самого было неожиданно, в 81-ю морскую стрелковую

бригаду в качестве военкома

артдивизиона.

Моряки Черноморского,

Тихоокеанского флотов, Каспийской флотилии здесь на суше сливались

в ту грозную силу, от которой в ужас приходили фашистские головорезы.

Еще не успели толком вооружиться, как поступил приказ: выступить в район

села Колесникове», в 50 км. от Пролетарской. Прибыли на, место

дислокации — поле бескрайнее, снегу по пояс и повсюду трупы. Борис, уже

много в своей армейской доле познавший, первым делом тревожно подумал:

убрать бы надо, в дивизионе народу полно необстрелянного, спасуют еще до

начала боя. Не успел это сделать, привезли пушки, пообещали в скором

времени доставить тягло, да так и не доставили. Крякнули моряки, утром

выступать, на собственном хребте придется орудия тащить. Потащили.

Каждый расчет на себе. Вышли, наконец, на позицию, расставили пушки,

и вдруг из-за холма вынырнули два танка. «Приготовиться к отражению

атаки!»— только выкрикнул Борис,

временно замещавший

командира

дивизиона. Раздался густой зловещий рокот. Вслед за двумя танками их

двинулась целая армада на позицию. «Ну,— содрогнулся внутренне Борис,

— побегут сейчас мои необстрелянные». И помчался вдоль позиции,

подбодрить, успокоить. Пока бегал, потерял шапку, но найти не успел —

началось. Во тут-то показали морячки вместе со своим командиром, что

такое флот даже на суше. 13 фашистских танков запылало па заснеженном

российском поле, дым до небес от этой адовой коптильни стоял. Повернули

назад фашисты, а Бориса командир полка по связи вызвал: «Что так плохо

воюете?» Побелел Кайтуков: «Виноват, все, что могли сделали». Комполка

засмеялся: «Пошутил я, Кайтуков. Ты и твои ребята — орлы». И легла на

грудь Бориса первая награда — орден Красной Звезды. И чуть ли не сразу

вслед за наградой тяжелое осколочное ранение в бок. Отправили в госпиталь,

пролежал: три месяца, затем — в резерв Главного Командующего. Но резерв

не для таких, как Кайтуков. 13 дней пробыл здесь, и так стал рваться на

фронт, что чуть на гауптвахту за дерзость не угодил. Зря рисковал, через

несколько дней пришел приказ Верховного-Главнокомандующего — 24

офицеров-танкистов отправить, в Сталинград.

В бой вступили сразу же по прибытии. В окрестностях города: фашисты

подбили семь наших танков. Борису было приказано доставить их на

тракторный завод. Вокруг этого завода-фронта, где люди погибали прямо у

станков, заняли круговую оборону, а на помощь поднялись народные

ополченцы. Здесь заработал он свой: второй орден — Красного Знамени. И

опять, такая уж судьба, вслед за наградой ранение, в руку навылет, в йогу.

Пулю из ноги удалил сам плоскогубцами, вокруг раны йодом помазал

— и в часть.

28 сентября 1942 года во время вражеской атаки был убит командир

пехотного батальона Иванов. Пехота залегла, и тогда с криком «За Родину,

за Сталина, вперед!» из танка выскочил Борис Кайтуков. И в тот же миг

пуля прошла ему бедро. И упал скошенный горячим свинцом синеглазый,

озорной, бесстрашный, и закончил свою войну за два с половиной года до:

победы.

Так началась новая эпопея Бориса Кайтукова — госпитальная. Один город,

второй, третий до самого 1944 года. Четыре операции перенес, живого места

нет на теле, да не заживают тяжелые раны. Приехал в госпиталь профессор

Хоткевич, посмотрел Бориса: «Мужайтесь, ногу придется ампутировать».

Положили его на операционный стол, подошла врач-анестезиолог. Он знал,

что эту молодую женщину зовут Мария Антоновна. Глянула на него

спокойными серыми глазами, будто до самого сердца теплом согрела, и

успокоила: «Все будет хорошо, дружок!» 4 часа шла операция, ногу Борису

сохранили, но как только ушел профессор, у него стала подниматься

температура, до 40 градусов, выше. Утром Кайтуков потерял сознание и

перенесли его, как говорили в госпитале в «палату для смертников». Четыре

дня умирал без сознания, на пятый очнулся. И первое, что увидел —

переполненные болью и тревогой добрые серые глаза. «Мария, Машенька,

как хорошо, я буду, буду жить!» И вправду говорят — любовь все раны

врачует. Вскоре он сделал ей предложение, и остались Кайтуковы в Томске,

потому что не доехать было израненному Борису до родимого дома. Что ж,

Сибирь — прекрасный край щедрых и сильных людей. Нашел здесь Борис

Николаевич дело по уму и сердцу. Окончил двухгодичную Томскую

областную партийную школу, был инструктором обкома партии, затем

секретарем

заводского

парткома,

заместителем

директора

лесопромышленного

комбината.

И

все

эти

годы

рядом,

постоянно

поддерживая, утешая, придавая силы, была друг и любимая женщина Мария

Антоновна, которую в большом семейном клане Кайтуковых приняли не

только как невестку, а спасительницу, подарившую Борису Николаевичу

вторую жизнь. Я видела их вместе в День Победы на аллее Славы. Теперь

уже не он, а она шла, тяжело опершись на его руку. Переехав в Осетию,

нелегко акклиматизируется Мария Антоновна. Но вот что-то ей сказал муж,

подняла на него молодые, лучистые серые глаза, засмеялась, и пошли рядом

да ладком. Двое из прекрасного военного поколения, имя которого вечно да

святится.

Л. КАРПЕНКО