УДК 81

ФОРМИРОВАНИЕ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ ОБУЧАЮЩИХСЯ В

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМ ПРОЦЕССЕ

Швецова Т. В.

учитель русского языка и литературы Муниципальное общеобразовательное

автономное учреждение средняя общеобразовательная школа №17 городского

округа город Нефтекамск Республики Башкортостан Российской Федерации

Аннотация.

Эта статья представляет собой размышление об использовании и

усвоении языка и его связи с формированием личности. Язык, тесно связанный

с мышлением, существует не в однородной форме, а в различных вариантах: от

различных социальных модальностей, которые формируются в соответствии с

опытом и потребностями каждой группы, до индивидуальных особенностей

использования языка. где оно становится отражением личности. Язык в его

устном проявлении приобретается естественным путем в первые годы жизни. С

другой стороны, письменная речь требует длительного процесса обучения,

чтобы использовать ее в полной мере. В этом процессе обучения выделяют два

параллельных и непрерывных аспекта: чтение и письмо. Конечная цель чтения

– понимание письменных текстов, что предварительно требует владения

скорочтением, выразительным чтением и чтением про себя. Умение выражать

свои мысли в письменной форме также требует постоянной и систематической

практики, которая не может ограничиваться коррекцией орфографии, но

включает и пунктуацию, непосредственно связанную с организацией текста.

Ключевые слова

Язык, личность, языковая личность, формирование языковой личности,

образование языковой личности.

Язык является основным инструментом расширения наших знаний о мире

во всех аспектах, а также основным инструментом общения с другими людьми,

передачи наших мыслей и чувств. Благодаря языку мы знаем и открываем себя.

Язык может быть представлен как устный язык или как письменный язык,

но по своей сути и в первую очередь — это устный язык. Письменный язык

основан, питается и живет за счет устного языка. Поэтому, когда на языке

перестают говорить, он становится мертвым языком. Его можно писать веками,

как это произошло с латынью, или даже говорить на нем. Но, даже если он

написан или произнесен, это мертвый язык, искусственный, неподвижный,

внешний по отношению к индивиду, не им выдуманный, без возможности быть

созданным по его образу и подобию [3].

Овладение языком первоначально было следствием разума, мыслительной

способности. И в индивидуальной истории процесс повторяется. Если у

индивида нет определенных умственных способностей, у него нет возможности

овладеть языком, как не овладевает им животное, даже если оно живет рядом с

человеком.

Определенная степень мыслительной способности сделала возможным

язык. Но однажды изобретенное, оно действует как стимул для размышлений.

Слова были и остаются точками опоры, которые сделали и делают возможными

бесконечные достижения человеческого разума. Со словами мысль становится

яснее,

быстрее,

глубже.

Язык

в

своем

конкретном

проявлении,

в

множественности

естественных

языков,

является

социальным,

а

не

биологическим наследием. Язык будет приобретаться каждым человеком

спонтанно, естественно, бессистемно. Для этого не требуется какого-либо

заранее продуманного плана. Все, что требуется, — это чтобы у ребенка было

нормальное физическое и психическое развитие и чтобы он рос в среде

говорящих людей.

Владение языком – это не только способность говорить и понимать его. В

то же время это осознание того, что мы говорим или слышим, и как это сказать.

Все мы с того момента, как начинаем изучать язык, в каком-то смысле являемся

лингвистами. Металингвистическая функция в большей или меньшей степени

есть у всех говорящих. Бедность языка определенных групп часто подвергается

цензуре, порицанию и комментариям. Учителя жалуются на лексическую

бедность своих учеников; граждане, язык политиков... Иногда мы говорим о

бедности языка молодежи. Либо язык крестьян контрастирует с языком

горожан,

либо

языковые

различия

между

маргинальными

и

жилыми

кварталами. Языковая бедность считается препятствием для индивидуального

прогресса. Плохой язык сам по себе уже является маргинализацией [4].

Чтение – это, в конечном счете, понимание того, что мы читаем. Освоение

чтения требует длительного и детального обучения. В этом процессе

преследуются три основные цели: быстрое чтение, выразительное чтение и

чтение про себя. Этапы чтения не могут быть в точности такими же, как этапы

устной речи, но ее усвоение служит образцом. Поэтому надо начинать от самого

простого, от самого контрастного: от слова, от маленькой фразы, от простейшей

слоговой структуры, переходить к сложному, к наименее уловимому в

сочетании фонем или слов внутри предложения. Выразительное чтение или

интонация не приобретаются естественным путем. Могут быть люди, которые

много читают, но делают это плохо, когда делают это вслух, когда читают для

других. Есть, несомненно, люди с лучшими, чем другие, природными

условиями для выразительного чтения. У застенчивого человека, интроверта,

больше трудностей, чем у экстраверта. Есть некоторые нормы, некоторые

правила, практика, которая, повторюсь, может привести к привычке к

выразительному чтению. Надо учитывать, что означают пунктуация, порядок

слов и предложений, основной смысл и последовательность частных значений,

в их большей или меньшей значимости и их контрастности.

Поэзия – превосходное средство достижения выразительного чтения.

Стихотворение изначально было песней и потенциально всегда остается

таковой. В ней особое значение приобретают элементы плана выражения,

звуковой стороны. Порядок слов, последовательные фразы и их контраст,

характер самих сочетаний фонем, ритм, рифма являются средствами выделения

того, что имеется в виду. Наряду со смысловой символикой, которую дают

слова и их цепочки, существует звуковая символика, которая в совокупности

приближает нас к интуиции поэта, к его первоначальному видению [2].

Чтобы почувствовать стихотворение, насладиться им, понять его, нужно

хорошо его прочитать, правильно интонировать, обозначить паузы, свой ритм,

расставить акценты в соответствии со смыслом. Единой модели декламации

стихов, естественно, не существует: каждый жанр, каждая эпоха, каждый автор

и каждая конкретная поэзия требуют своего, специфического прочтения. И

каждый читатель декламирует по-своему, в зависимости от эмоции, с

ощущением, что в нем пробудилось стихотворение. Таким образом, каждое

стихотворение обретает новую жизнь благодаря каждому читателю.

Последний этап – молчаливое или интерпретативное чтение. Скорость

здесь максимальна, так как суставы речевых органов не задействованы.

Написанные слова являются лишь опорной точкой для достижения мысли,

смысла, лежащего в основе буквы. Если для человека, знающего язык,

мышление подобно разговору в тишине, то чтение — словно слушанию в

тишине потока мыслей других людей. Только когда эта фаза достигнута,

искусство чтения немыми губами и внимательными глазами полностью

достигнуто, мы продвигаемся вперед быстро или медленно, пропускаем строки

или возвращаемся назад, останавливаемся, перечитываем или воссоздаем то,

что собираемся читать, согласно интерес, новизна, трудность, безразличие или

удовольствие, которые пробуждает в нас текст.

Чтение без звука похоже на разговор в оптимальных условиях для

понимания смысла. Звук голосов нас не беспокоит. Речь автора течет тихо,

быстро или медленно, по нашему желанию, по нашему разумению или нашему

вкусу. Чтение, понимаемое таким образом, похоже на углубление, на новый шаг

вперед в устной речи, на прыжок на новый путь, благодаря которому человек

может бесконечно расширять свои знания, свой опыт, короче говоря, свою

личность.

Благодаря чтению мы можем покинуть свое окружение, свою страну, свое

время. Мы можем пережить или пережить опыт людей из других времен, из

других стран. Теперь, чтобы донести послание, содержащееся в книгах, взять

на себя ответственность за мысль и новые слова, мы должны понять их,

интерпретировать их, возродить их в себе. Процесс присвоения аналогичен

процессу устной речи. То, что мы понимаем устно или письменно, уже

принадлежит нам. Любое чтение, если оно понято, является развлечением.

Книги, которые мы не умеем читать, подобны речам на незнакомом языке: наша

личность раскрывается, формируется в ритме нашего чтения [1].

Но, как было сказано ранее, чтение не достигается естественным,

спонтанным образом. Это требует длительного и тщательного обучения,

прогрессивной и повторяющейся практики. Если ты не пройдешь через это,

если не преодолеешь мелкие трудности, ты не научишься читать в полном

смысле, ты не пробудишь любовь к чтению. Таким образом, часть нашего духа

остается невозделанной, неисследованной. Некоторые люди не выходят за

рамки неуверенного чтения, другие достигают лишь быстрого, механического

чтения. Практика чтения вскоре прерывается, и таким образом отрезается путь

к личному прогрессу.

Владение письменной речью предполагает умение читать и писать в

полном смысле этого слова. Чтение — это расшифровка, переход от написания

к звуку и от звука к мысли. Письмо идет по обратному пути: мысль

формулируется в словах, а они — в наборах букв. Была создана кодировка,

которую может интерпретировать любой, кто владеет обоими кодами, чтением и

письмом.

Письмо не приобретается естественным и спонтанным образом и не идет

параллельно с прогрессом в чтении. Его освоение, его совершенствование

требуют длительного, непрерывного и тщательного процесса обучения.

Научиться писать по-настоящему труднее, чем научиться читать. Недостаточное

изучение этого выразительного инструмента означает, что на практике

большинство людей не способны обращаться с ним или делают это неуклюже

или элементарно.

Последовательные этапы письменной речи, как и в случае чтения,

параллельны этапам устной речи, хотя и не в строгом смысле. Начинается с

обычных слов, и с более простого письма, и с простой фразы, чтобы постепенно

переходить к более сложному, как в слоговом письме, так и в написании

предложений.

Письмо — это с первых шагов размышление над языком, который человек

уже знает, и углубление в него, более полное осознание того, что мы говорим.

Правильное письмо предполагает четкое восприятие языковых единиц на

разных уровнях, их функции и возможных комбинаций.

Мы начинаем понимать, как дискурс организован в предложениях, а они

— в словах. Каждая из этих единиц проявляет свою индивидуальность, свою

автономию, а также свою зависимость от других. Письмо похоже на анализ

собственных слов, вплоть до мельчайших единиц восприятия: слога и фонемы.

Алфавитная система, несомненно, является системой максимального

совершенства.

При

уменьшенном

количестве

графем

представлено

ограниченное количество фонем, что можно сделать бесконечным количеством

способов. С помощью этой простой базы вы можете получить бесконечное

количество слов или комбинаций слов.

Конечно, невозможно передать в письменной форме огромное количество

звуковых и смысловых нюансов устной речи. Но они скрыты в письме и могут

проявляться при каждом чтении. Письмо стремится к универсальности, к

максимальному

пониманию.

Он

пытается

стереть,

скрыть

отдельные

разновидности, чтобы охватить более широкую аудиторию. Поэтому написание

обязательно

архаичное.

Благодаря

этому

архаизму

преодолевается

синхроническое

и

в

определенном

смысле

диахроническое

диалектное

разнообразие.

Точное соответствие написания и произношения невозможно. Это

меняется у каждого человека, в каждой группе, а также с течением времени.

Поэтому периодически вводятся определенные корректировки. В испанском

языке

расхождения

между

написанием

и

произношением

минимальны.

Опечатки почти не нарушают смысл. Но о них желательно заботиться прежде

всего из соображений эстетики. Достоинство слова также требует достойной

подачи. Пунктуация важнее строгой орфографии. Пунктуация соответствует

интонации, а это связано со смыслом.

Уметь читать вслух — значит уметь интонировать, отмечать паузы, ритм и

контрасты в соответствии со смыслом. Точно так же можно сказать, что умение

писать – это прежде всего умение расставлять знаки препинания. Речь без

пунктуации или с плохой пунктуацией, хаотична, запутанна, двусмысленна.

Правила пунктуации просты, минимальны, но обладают некоторой гибкостью,

позволяющей

адаптироваться

к

бесконечному

разнообразию

возможных

тональных последовательностей. Однако больше внимания обычно уделяется

орфографии, чем пунктуации. Не замечается, что пунктуация более правильна,

более систематична, более рациональна, чем орфография, потому что она

приспособлена к интонации, к значению случаев или синтаксических групп.

Следовательно, пунктуацию текста можно выводить, аргументировать и

изобретать заново. Привычка правильно расставлять знаки препинания не

достигается спонтанно только за счет чтения. Это требует наблюдения,

рассуждения,

запрограммированных

и

повторяющихся

практик.

И

кто

действительно научился писать, тот будет писать, так же как чтение является

необходимостью для умеющих читать.

Тот, кто умеет писать, испытывает потребность написать даже простое

письмо, какие-то заметки для себя, потому что это способ яснее увидеть

происходящее. У великих писателей это происходит в высшей степени. В

потоке слов, в устной исповеди мы открываемся другим; В письме мы

открываем себя, можем наблюдать любопытство, удивление, изумление тем, что

с нами происходит. Это что-то похожее на созерцание собственных снов.

Иными словами, постигая особенности чтения и письма, мы формируем

языковую личность, развиваем ее и активно раскрываемся. Без языка, обучения

ему, существует большое количество сложностей в овладении языком.

Список использованной литературы

1. Арутюнова, Н. Д. Дискурс. Лингвистический энциклопедический

словарь / Н. Д. Арутюнова. - М.: 1990.- С. 136-137.

2. Беляева Е.И. Грамматика и прагматика побуждения: Английский язык.

– Воронеж: изд-во ВГУ, 1992

3. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих

взаимоотношений. Люди, которые играют в игры. Психология человеческой

судьбы ;пер. с англ. – Минск: Прамеб, 1992. – С.383.

4.Бондарко А.В. О стратификации семантики // Общее языкознание и

теория грамматики. – СПб., 1998. – С.51-63.

5. Вежбицка, А. Семантика междометий. Семантические универсалии и

описание языков / А. Вежбицкая. – М., 1999, С. 611-649.